Время перемен. Лабиринт Безумия - Страница 100

100

Когда Таррэн открыл глаза, то невольно вздрогнул снова, потому что обнаружил себя стоящим посреди выжженной дотла пустыни, на расплавленных от дикого жара камнях, с дымящейся кожей, на которой еще не угасли последние огненные искры. Распаренным, все еще влажным от не до конца высохшей ледяной корки, с мокрыми и трепаными волосами. С заметно полегчавшей ношей на отчаянно ноющих руках, с которых тоже капало, будто с деревьев по весне. А в нескольких десятках шагах впереди, сразу за широкой просекой из дочерна выжженных стен, до сих пор сыпала алыми икрами Огня покореженная и нещадно оплавленная Дверь. Одна из многих, что зияла перед удивленным эльфом мягким желтоватым светом Зала Единения и нетерпеливо подмигивала.

Он сделал несколько шагов на одеревеневших ногах, старательно не смотря вниз. Перехватил обмякшее тело Белки, прижал теснее, доковылял до спасительного выхода, который сам же и сотворил. С каким-то поразительным равнодушием констатировал, что почти выпустил на волю Огонь Жизни, могущий стоить разумному Лабиринту и Амулету самого существования. С сожалением подумал, что именно это послужило причиной такой резкой перемены климата и появления Двери. Равнодушно отметил, что выбрался, в самый последний момент отыскав выход из царящего позади ледяного ада. Но затем с накатившим ожесточением решил закончить начатое. Сегодня же. Сейчас. Сразу после того, как найдет для Гончей подходящее место.

Он не стал оборачиваться, заслышав тихий звук закрывшегося прохода за спиной: это стало неважным. Все стало неважным. Даже жизнь. Эльф прошлепал босыми ногами в дальний угол небольшого оазиса — точь-в-точь такого же, как оставленный им всего несколько часов назад. Затем некстати вспомнил, что в то время ОНА была еще жива и, не сдержавшись, тихо застонал, потому что, в отличие от нее, все еще мог чувствовать и пока еще мог страдать. После чего с величайшей осторожностью положил бездыханную Гончую на мягкую траву, бережно отер ее усталое лицо, на котором блестели прозрачные капельки, подозрительно похожие на слезы. А затем измученно прижался щекой к ее лбу и так замер, не в силах поверить, что не смог ее защитить.

Сейчас она, как никогда, показалась ему хрупкой и ранимой. Ужасно слабой, неимоверно усталой, истерзанной прошлым, но все еще дико, до боли красивой.

— Белка…

Таррэн не знал, зачем продолжает гладить ее лицо, зачем ждет чего-то и все еще надеется на чудо. Почему не может отпустить и бездумно перебирает короткие каштановые пряди, в которых от его горячих пальцев начинали пробегать крохотные серебристые искорки. Все внутри омертвело и как-то разом утратило смысл. То, что горело, угасло. То, что жило, уже не имело значения. А он просто сидел рядом, закрыв глаза, вытянув потерявшие чувствительность ноги, тяжело дышал и ждал, пока же до разума, наконец, дойдет ужасающая правда.

Он не сразу сообразил, почему вдруг в груди снова разгорелся пожар, там что-то неровно стукнуло, а следом по телу пробежала знакомая горячая волна; словно ураган прокатился по позвоночнику, с шумом ворвался в сердце и там рассыпался обжигающими искрами, от которых стало хорошо и спокойно. Как-то правильно, что ли? Он не мог объяснить. Просто в какой-то момент мир снова изменился, стал понятным, чистым, кристально ясным, как его собственные чувства, и это понимание принесло ему долгожданный покой.

— А ты упрямый, — вдруг хрипло прошептала Белка, не открывая глаз. — Наглый до жути. И еще более настойчивый, чем Элиар. Никакого сладу с тобой. Просто неуправляемый дикарь. Ишь, чего натворил! Думаешь, я нанималась замерзать рядом с тобой только для того, чтобы потом едва не сгореть?!

Таррэн оторопело моргнул и замер, испуганно зарывшись ладонью в ее густые волосы. Боги… да как же это… неужели я сплю?! Ведь такого не бывает, не может быть… никак… потому что это… это просто невозможно! Как она могла… Белка… ЖИВАЯ?!!!

В ответ снизу уставились два знакомых до боли голубых бриллианта, от одного взгляда которых глупое сердце ухнуло куда-то вниз, замерло… а потом загрохотало так, как никогда в жизни себе не позволяло.

— Ты…

— О-ох! Как тебе только в голову пришло — выпустить Огонь Жизни?! — простонала Гончая и, наконец, вяло пошевелилась. — Сам едва не спалился! Чудом живой остался! Совсем дурак! Ты о чем думал, когда собирался развалить это капище по камешку?!! Я, между прочим, еще домой намереваюсь вернуться! Хорошо, что на меня магия не действует, а то была бы у тебя на руках лишь жалкая, обугленная, противно воняющая…

— БЕЛКА!!!

— Точно, — притворно вздохнула она, пытаясь повернуться на бок, но смогла лишь чуть приподнять побледневшее лицо и уткнуться ему в грудь. — Я же говорила, что меня сложно убить! Так что не надейся — не помру вам на радость. Тебе придется еще помучиться, и немало… ох, как жжется! Между прочим, это все братец твой виноват (чтоб ему на том свете икалось!), что я не поддаюсь магии! По его же вине мою шкуру не каждой стрелой проткнешь и далеко не каждым мечом поранишь! Этот некоронованный урод, чтобы ты знал…

Темный эльф, внезапно ожив, с тихим стоном наклонился и обнял ее так крепко, как только смог. Боги, боги, боги… она все-таки живая! ЖИВАЯ!! Почти невредима и снова, как водится, язвит и насмешничает из последних сил! Кажется, Лабиринт НЕ СМОГ ее забрать! Не сумел сломать возведенные наследником Темного трона барьеры! Не смог переломить его волю и его защиту, возведенную вокруг этой маленькой, коварной, двуликой, но совершенно замечательной Гончей, от присутствия которой можно действительно сойти с ума. Кажется, Талларен Илле Л’аэртэ оказался слишком силен, и его охранные заклятия (даже спустя двадцать лет!) не смогло преодолеть бессмертное творение самого Великого Изиара! О, Владыка! ЧТО же ОН вложил в свою лучшую игрушку?!! ЧЕМ наделил эту измученную и бледную до синевы девчонку, которая сумела в который раз вырваться с того света?! Какие же руны на ней горят, если она способна делать ТАКИЕ жуткие вещи?!!

100