Время перемен. Лабиринт Безумия - Страница 6

Но тогда она старательно избегала их, держалась на почтительном расстоянии и лишь иногда не имела возможности уклониться. Очень и очень редко, как во время нападения агинцев, например, при одном воспоминании о котором у Таррэна начинали отчаянно гореть уши. Или недавно, на Тропе, когда одним взглядом, даже будучи в состоянии неконтролируемого бешенства, она заставила Темного эльфа замереть. И, как всегда, вызвала отчаянно громкое и слишком частое трепетание в груди. Случайно. А теперь вот снова сумела выбить его из колеи: приоткрыла самый краешек этого необъяснимого притяжения, показала свою истинную суть. На долю секунды, на мгновение, но и его хватило, чтобы рассвирепевший гном внезапно умолк и вспыхнул до ушей, Стражи внизу неровно задышали, Таррэн замер, пытаясь успокоить взбунтовавшееся сердце, а Гончие опасливо попятились.

— И-извини… — пробормотал Крикун, поспешно роняя взгляд в землю. — Но с твоей стороны нечестно испытывать на мне свои способности.

Белка, так же внезапно посуровев, отвернулась.

— Кажется, вас предупредили о гостях? — холодно спросила она. — Кажется, я просил не трогать никого из новичков?

Гончие осторожно отодвинулись подальше, старательно отводя глаза. Адвик и вовсе спрятал руки за спину, прикусил губу и внимательно изучал свои грязные ноги, одновременно размазывая ими пыль по тумбе, будто нашкодивший пацан перед строгим воспитателем. И, как все остальные, настойчиво не смотрел наверх, будто боялся, что если взглянет хоть раз, то уже не сумеет устоять.

— Доброе утро, Белик. Мы просто разминались, — немного нервно ответил Шранк. — Остроухий был не против и сам предложил попробовать. Нам с Адвиком в паре. Мы согласились, но он оказался силен: я только раз сумел дотянуться. И то, случайно.

— Да неужели? — вдруг заинтересовалась Белка, покосившись на непроницаемое лицо Темного эльфа. — И долго вы его гоняли?

— Часа три.

— Он не отстал на колоннах?

— Нет, если не сказать больше.

— И вы его даже не поцарапали?

— Почти нет.

— Гм… — она на миг задумалась, но потом милостиво кивнула. — Тогда ладно, развлекайтесь.

Напряжение в воздухе мгновенно спало, будто грядущая буря с громами и молниями незаметно миновала весь двор и случайных свидетелей. Снизу послышалось неловкое шевеление, будто молодые Стражи, наконец, обрели подвижность и начали стремительно рассасываться. Быстро, бесшумно, в почтительном молчании, внимательно глядя под ноги, в стороны, перед собой… куда угодно, только не наверх. А Гончие незаметно, но с огромным облегчением выдохнули: кажется, пронесло. Только гном нашел в себе силы гневно фыркнуть и демонстративно отвернуться, сложив могучие руки на груди.

Таррэн тоже перевел дух, ощутив странную свободу, вернувшуюся к нему ровно в тот момент, как только она отвела взгляд. А еще — непонятное разочарование и даже досаду, потому что Белка не него не только не смотрела, но и упорно делала вид, что вовсе не знакома. Более того: кажется, после вчерашних геройств опять надела личину Белика и больше не собирается ее снимать. И это снова неприятно, непонятно. Торк! Да просто обидно!

«Приди в себя! — одернул себя эльф. — Это какая-то магия и ничто иное. Другого объяснения быть не может. Тем более, шансов у тебя все равно нет: ты — враг. Так что соберись и не вздумай поддаваться!»

Он упрямо тряхнул головой, отгоняя вязкий туман перед глазами, глухо рыкнул куда-то внутрь и, наконец, очнулся от странного наваждения. Ну вот, а вы говорили: не справлюсь… интересно, откуда у нее такие способности? Таррэн осторожно покосился наверх, еще осторожнее заглянул в ее глаза, где уже утихали знакомые зеленые искры, и вдруг понял, почему больше никто из присутствующих не повторил подобной глупости.

Нет, в них не было ничего особенного, в этих глазах. По крайней мере, ничего такого, чего он не видел раньше. Те же чистые лесные озера, сейчас — слегка подернутые быстро тающей изумрудной пленкой; то же странное обаяние, которому невозможно не поддаться; неуместная ранимость, так странно сочетающаяся с несомненной внутренней силой; та же железная воля, вызывающая острое желание покорно склонить голову и больше не сопротивляться очевидному; тот же обжигающий холод, не дающий сделать подобной глупости… все это он уже наблюдал раньше. И уже испытывал на себе: огонь и лед, вода и пламень, пугающее по силе влечение и тут же — не менее сильное отторжение, заставляющее мгновенно прийти в себя и шарахнуться прочь. Необъяснимое сочетание неумолимой тяги, замешанной на обманчивой доступности, и острейшего чувства смертельной опасности, какое испытываешь, стоя перед готовой к прыжку и не на шутку разгневанной хмерой.

Сколько раз он уже видел эти странные глаза! Сколько раз с усилием заставлял себя отворачиваться! Сколько раз понимал, что это — настоящее безумие, но все равно настойчиво искал способ снова их увидеть! Сколько говорил себе, что сходит с ума! Напоминал, что испытывать подобные волнения рядом с человеческим мальчишкой — стыдно и просто позорно! Недостойно сына Темного Леса! Неправильно! А вот теперь оказалось, что причина этому была, и что он не безумец. Что его упорно тянуло не к языкастому мальцу, а к красивой молодой женщине, как и положено каждому правильному мужчине. Что все нескромные мысли имели под собой реальные основания. Что все было как нельзя правильнее, и ответ лежал на поверхности, стоило только взглянуть на него под другим углом…

Таррэн плохо помнил, что случилось потом. Просто вдруг ослабели ноги, а сердце зашлось в совершенно бешеном галопе, на висках выступил холодный пот и ощутимо дрогнули руки. Затем — короткое мгновение беспамятства, полная неподвижность, во время которой он с трудом мог мыслить; мгновенный зеленый вихрь перед глазами, а за ним — долгий выдох, снова осознание себя разумной личностью и, наконец, чувство невероятного облегчения, что он живет, дышит и пока неплохо себя чувствует. Более того, больше не поддался на ее бесспорное, но страшноватое очарование. Выдержал. Справился с собой. Сумел побороть неразумное желание. Только взмок, будто от тяжелой работы, да устал, как собака — много сильнее, чем за три часа вынужденной разминки. Зато ее глаза опять стали прозрачными и ярко голубыми, всякая сила из них исчезла, жутковатые изумрудные отсветы полностью угасли, а на лице появилась непонятная задумчивость.