Время перемен. Лабиринт Безумия - Страница 146

146

Раньше.

Сейчас же в воздухе не чувствовалось обмана, не было притворства или желания пустить пыль в глаза: Проклятый Лес всего за несколько дней кардинально изменился. Он больше не дышал неистовой ненавистью, не исходил ядовитыми испарениями, не горел тысячелетней злобой своего Создателя, не пытался с ходу уничтожить дерзких человечков, осмелившихся бросить ему вызов. Не следил за ними тысячами глаз из-за кустов и деревьев, не ждал удобного момента для внезапной атаки. Он больше не нападал на Заставы и совсем не выглядел хищным, злобным, смертельно опасным зверем, которого жестокие хозяева некогда выкинули из дома и оставили выживать среди дикого раздолья Серых Пределов. Нет. Теперь он неуловимо напоминал могучего, грозного и свирепого пса, с гордостью принявшего над собой руку сильного Вожака; пса, который с достоинством улегся на пороге родного дома и был готов преградить путь любому пришельцу. Обретя Хозяина, Проклятый Лес смирно прижал раскидистые ветки, словно острые уши, спрятал оскаленные зубы, опустил вздыбленную шерсть, свернулся клубком и теперь терпеливо дожидался возвращения того, кому впервые покорился сам, добровольно. С охотой и нескрываемым удовольствием. При этом точно зная, что новый Повелитель не бросит, никогда не предаст, а очень скоро снова вернется под его роскошные зеленые кроны. И был несказанно горд своим новым положением, потому что служить такому Хозяину — действительно, великая честь…

Белка прищурилась от бьющего сквозь стекло яркого света и, медленно открыв глаза, неловко пошевелилась.

— Эй… малыш, ты как? — немедленно раздалось рядом.

Она слабо улыбнулась: Урантар с нескрываемой нежностью смотрел на любимую племянницу и искренне радовался, что она, наконец, пришла в себя. Бледная, конечно, слабая, как новорожденный котенок, страшно истощенная, но все-таки живая.

— Дядько?

— Тихо, лежи, — он поспешил придержать Гончую, едва та сделала попытку приподняться на постели. — Тебе еще рано вставать.

— Пожалуй… — Белка обессилено упала обратно, чувствуя себя словно после трехдневного марафона по пересеченной местности, но не просто так, а с громадным заплечным мешком за плечами, в кандалах, при полном рыцарском доспехе и в дурацком железном шлеме, от которого до сих пор гудела голова. Иными словами, позорно немощной, совершенно беспомощной и какой-то не слишком живой. Ох, как плохо-то! Ноги почти не чувствуются от самых колен, словно их здорово отморозили, руки ватные и еле шевелятся, пальцы от малейшего движения обидно дрожат, будто курей крали. Во всем теле такая дикая слабость, что становится понятным: встать не получится. А если и получится, то лишь для того, чтобы тут же рухнуть лицом вниз, потому что ни на что иное я сейчас явно не способна. Одно хорошо: мы дома. Я действительно у себя дома, в своей маленькой комнатке, обитой изнутри бесценной эльфийской лиственницей, в собственной кровати, на куче пышных одеял, как и положено смертельно раненому бойцу, которого верные друзья каким-то чудом сумели донести до родной Заставы.

— Что случилось?

— Ты живая, — с улыбкой сообщил очевидное Урантар.

— Это понятно. Но каким, интересно, образом? Насколько я помню, мне недавно брюхо продырявили. Славным таким ножом из гномьего акконита… разве нет?

Воевода неожиданно посуровел и странно поджал губы.

— Так. Но оказалось (буквально вчера, между прочим!), что кто-то… где-то… когда-то… умудрился влезть свой наглой пятерней в Пчелиный Яд! И из-за этого едва не помер быстрее, чем от сквозной раны в животе, из которой кровища хлестала, как из убойного порося. Более того, этот «кто-то» (не будем указывать пальцем!) не соизволил известить об этом даже меня и, тем самым, доставил немало неприятных минут всем остальным Я ничего не забыл?

Гончая неуловимо порозовела и опустила длинные ресницы. Ой-ей! Кажется, дядюшка здорово осерчал, что она не сказала про тот нож в подземелье, который перехватила прямо под носом у Темного и, разумеется, слегка оцарапалась, потому как здорово спешила, была немного раздражена и малость растеряна свалившимися на ее голову откровениями. Эльфу, конечно же, распространяться не стала: зачем, когда у него и так забот хватало? Еще проглядел бы что-нибудь важное! Вот она и молчала, а когда им странным образом удалось выбраться на поверхность, просто забыла, попав в водоворот неприятных событий, о которых совершенно не хотелось сейчас вспоминать. Может, и стоило ему признаться, да тут Танарис не вовремя приперся — делиться своими зловещими замыслами, потом надоедали Адвик с Арканом с грязными домогательствами, а после она сама опрометчиво словила единственное на Лиаре оружие, способное причинить ей вред, и остальное сразу стало неважным. Для чего понапрасну тревожить друзей, когда шансов не было ни одного?

Белка невольно коснулась тугой повязки на животе и непонимающе потрогала: боли, на удивление, не было. Странно. Почему я живая, если просто НЕ МОГЛА тогда выжить? Если покрытое рунами острие вспороло брюхо буквально насквозь? Я же помню!! Никакая расчудесная магия не смогла бы залечить эту рану! А на том ноже, вдобавок, ярким пламенем горели руны, убивающие саму жизнь, потому были предназначены не для простых людей, а специально для Перворожденных (для одного Темного, например)? Так КАК же так странно все получилось?! Я хорошо понимаю, что это НЕВОЗМОЖНО!! Но я все-таки жива, рана почти затянулась, хоть и высосала все силы, крови вокруг не видно, потому что кто-то совсем недавно заботливо ее перевязал. Плюс, ко всему прочему, лежу в родной кровати, куда какая-то сво… в смысле, какой-то умник принес меня выздоравливать!! А топать-то обратно из Леса пришлось дня два, не меньше… боги!

146